Мамы, папы и дети в наручниках – наши иммигранты, которые пострадали от полиции

После публикации моей истории с арестом, издевательствами полицейских и наказанием психушкой, мне стали писать и звонить десятки людей. И рассказывать свои истории – свежие и давние. И они еще чудовищнее того, что случилось со мной. И во многих мне говорили про детей – которых, как и взрослых, арестовывают и сажают за решетку и в психушки из-за доносов “озабоченных граждан”. Это мой самый ужасный страх: что этот каток может пройтись по детям. И, к сожалению, это не кошмар, а реальность.

Я ответила одному из таких иммигрантов: “Спасибо, что делитесь, это и мне помогает не вешать нос”. “Это не про вешать нос, это про то, как бы не повеситься”, – ответил он. Этот папа вынужден был наблюдать, как его сына-подростка, круглого отличника и спортсмена с перспективой участия в Олимпиаде, выставляют опасным террористом.

Иммигрантов перемалывает бездушность и несправедливость системы, и мы молчим, боимся, как бы не сделать еще хуже. Но я не хочу молчать – и буду рада опубликовать ваши истории анонимно (пишите на [email protected])

В мире много зла, и оно, естественно, не концентрируется только в полицейских участках. Но цепочка преступлений против гражданских прав почти всегда с полиции начинается. И редко заканчивается хэппи-эндом: злодеев в форме не наказывают, их жертвы тратят много времени, сил и денег, чтобы собрать из осколков свою жизнь обратно. О том, чтобы добиваться справедливости в суде, речь уже не идет – не остается ресурсов.

Имена везде изменены. В квадратных скобках мои комментарии.

Это первая часть рассказов иммигрантов, будут еще, и я рада услушыть новые истории на [email protected]

Cын Татьяны (Техас)  провел две недели в тюрьме из-за доноса. Ему было 12 лет 

К нам приехали друзья из России с их детьми. Мы вместе пошли в тир – пострелять. Дома у нас оружия никогда не было. Но взять его в аренду и стрелять в тире разрешается законом. Сыну мы тогда еще сказали, чтобы не распространялся в школе, мало ли. Но он не выдержал – и через неделю похвастался одноклассникам, что ходил стрелять.

Мимо проходил мальчик – такой вот любимчик директора, подлиза.

Он что-то услышал краем уха и пошел докладывать директору, что “этот русский собрался расстрелять школу”.

Директор позвонил в полицию.

Сына – ему, кстати, 12 лет – увезли из школы в наручниках. Родителей не позвали. Нам уже сообщили тогда, когда он был с тюрьме для несовершеннолетних. Продержали его там две недели по обвинениям в терроризме. У нас дома никогда не было оружия, как, по их мнению, он кого-то расстреливать собрался – не пойму. Он никогда в жизни из школы не возвращался сам, всегда я забирала.

В тюрьме сына одели в оранжевую робу.

С ним были мальчики 17-18 лет, там были жутчайшие драки, охранники не разнимали, многие парни сидели за разбой и наркотики – и мой 12-летний ребенок.

Он все время плакал, вытирался жесткой робой. Когда я приходила к нему повидаться, через стекло, как в фильмах, у него было все лицо в корке, губы в кровавых трещинах – настолько ему соленые слезы разъели кожу. Я пыталась передать ему хоть какой-то крем. Сердце разрывалось от того, что мой 12-летний мальчик это переживает.

Денег на хорошего адвоката у нас не было, нам бесплатно помогал знакомый семьи, адвокат по бизнесу, в криминальном праве он особо не разбирался, но все-таки.

Я не до конца знаю, чем тот суд окончился, надо посмотреть бумаги, но вроде как обвинения с него сняли, и они будут засекречены.

Директор школы отказывался брать сына обратно, его принудительно отправили в школу для трудных подростков, знаете, там реально криминал был. Но директор той вот школы оказался нормальным человеком, сразу сказал, что наш сын не должен там быть, он как раз и объяснил, что директор нашей бывшей школы мог бы поступить не так жестко с сыном, но выбрал другой путь.

Потом мы переехали в другой округ, и сын уже начал учебу в другой школе.

Прошло больше года, он все еще не пришел в себя до конца от той травмы. Мы любим походы, и я попросила как-то близких друзей, чтобы он присоединился к ним, мы с мужем не могли. Сын таким образом первый раз после тюрьмы ночевал без нас, родителей. Попросил, чтобы больше мы его не оставляли одного, ему опять стало страшно, нахлынули воспоминания.

Муж Аллы (Нью-Йорк) пытался разнять драку – и за это попал за решетку

Много лет назад моего мужа арестовали за то, что он вмешался в избиение соседки какой-то женщиной. Он пытался разнять их драку, муж крупный, но соседку била женщина еще более крупная. Я вызвала полицию. Полиция в результате арестовала мужа. Он сидел в участке. Потому что та женщина, которая избивала соседку, оказалась “своей” – работала correction officer [надсмотрщицей] в женской тюрьме.

Избивала она  соседку просто безбожно. Мой муж просто хотел их разнять!

Мы много боролись и обращались во внутренний департамент полиции [internal affairs, департамент в полиции, который должен расследования злоупотребления и превышения полномочий полицией, но на практике это просто офицер, который сидит в том же полицейском участке, что и “нарушители”, и никогда всерьез не будет расследовать жалобы на коллег, с которыми он, несомненно, солидарен].

Ничего не доказали. У мужа потом были проблемы с устройством на работу.

Это было лет 18 назад, но до сих пор обидно.

Чтобы к вам по-человечески относились, нужно иметь связи. Они все решают. Именно поэтому люди ходят на разные fundraisers, собирают деньги на нужды полиции, жмут руки чиновникам, жертвуют крупные суммы. Тогда, может, для вас будет справедливость. Ее можно купить. А иначе – мы делаем вид, что доверяем полиции. А они делают вид, что нас защищают.

Дочка Оксаны (Флорида) пробыла в психиатрической больнице неделю из-за звонка на горячую линию

В карантин я и муж работали из дому, еще мы оба оканчиваем магистратуру. Трое детей тоже дома. Можете только себе представить, как было непросто. Старшей дочке 14 лет, у нее подростковый возраст. За плохое поведение я забрала у нее косметику и телефон. Она устроила скандал, сказала, что ее все не любят и она не хочет жить. Я испугалась и позвонила на горячую линию. Со мной поговорили, попросили дать телефон дочке, я дала, она повесила трубку.

Под окнами появились две полицейские машины. Дочку увели в наручниках. Сказали мне, что принудительно госпитализируют, и что везти туда могут только в наручниках в полицейской машине. Я пыталась что-то говорить, вся в соплях и слезах, но без толку.

Я не могла себе представить, что такое вообще может произойти, что я сама своего ребенка к этому приговорила!

Собирала ей одежду – в больницу для малолетних психиатрических пациентов нужно было дать одежду без завязок, шнурков, никаких треников и худи. Я искала какие-то лосины, мне их вернули, сказали, что ими все равно можно задушиться.

Дочка в больнице пробыла неделю, меня к ней не пускали из-за коронавируса. Звонили оттуда, предлагали дать ей разных сильных лекарств, я гуглила, пугалась, одно вообще было от шизофрении. Лекарства ей давать не разрешила.

Когда я забирала дочку из больницы, она вышла в бумажных штанах. С ней вместе лежали реально душевнобольные дети. Сейчас она дома, ходит к психологу, которого назначили социальные службы (они тоже пришли, проверять, какие мы родители). Все соседи видели, как к нам приехала полиция, спрашивали. Все предположили, что это за мужем.

До этого случая мне помогали в больницах, в иммиграционной службе, все были приветливые, я никогда бы не подумала, что в США такое возможно.

Александра (Калифорния) дала пощечину мужу, который не хотел платить налоги. У нее забрали ребенка

Я приехала в США беременной, мой муж – американец. Он младше меня, всегда был со мной такой нежный, “sweety-honey-my love”. Слова дурного не сказал. Родился ребенок, на работу выйти еще не успела, хотя в Украине у меня была хорошая стабильная работа, но ради семьи все бросила.

Однажды я достаю из ящика письмо, адресованное мне и мужу, от налоговой. Мы должны около $300 000 налогов!

Я стала расспрашивать мужа, как вообще такое может быть и почему мы должны столько денег? Я очень испугалась, что нас обоих в тюрьму посадят, ребенка отберут. Я думала, что если он меня в США привез, подписал на меня документы, я оставила жизнь на родине, то у него нет проблем с законом, иначе бы ему не дали на меня петицию сделать! Муж мне сказал, что да, налоги не платил, долго студенческий кредит не погашал и не собирается. Он еще и учебу бросил.

Я не выдержала, дала ему пощечину. Моя вина. Не должна была этого делать.

Дальше мы вроде неплохо общались, я извинялась за ту пощечину. Как оказалось, он меня записывал на диктофон. В один прекрасный день я возвращаюсь домой – а ребенка и мужа нет. Потом ко мне приехала полиция. Спрашивали про ту пощечину. Я честно сказала, что это правда. Поэтому теперь я – домашний тиран.

В результате муж подал на развод, взял на меня order of protection, открыл против меня уголовное дело за domestic violence (домашнее насилие). Сначала он говорил полицейским, что не считал, что я ему чем-то угрожаю, что не чувствовал себя в опасности со мной из-за той пощечины. Но со временем адвокат настроила его более враждебно. Муж всячески пытается меня провоцировать, подал еще раз на меня жалобу в полицию из-за того, что я как-то расплакалась. Но полиция вторую жалобу уже не приняла, мне повезло.

Муж сам признается, что имел раньше суицидальные мысли, лечился. Сейчас ребенок с ним (из-за того, что на меня есть криминальные обвинения, что я его “била”, та пощечина).

Вижусь с дочкой по 8 часов без ночевки три раза в неделю под наблюдением сторонних людей (“монитора”).

Пытаюсь сконцентрироваться на том, чтобы сделать все, что могу, для дочки. У нее диагностировали легкую форму неврологического заболевания (причем по наводке именно того “монитора”), а значит, сейчас, пока она еще маленькая, это – решающие время, чтобы максимально помочь ее развитию. Я переживаю, как муж ее растит, учитывая, что он не готовит, не убирает, и не совсем в себе, по словам социальных работников. Я год принимаю антидепрессанты, мне помогает.

Суда и даже развода еще не было, это все будет длиться годами, но я попытаюсь хотя бы получить опеку 50/50.

Марина, Нью-Джерси

Это было более пяти лет назад, весной. Мои шестимесячные двойняшки сильно заболели отитом. Почти сутки не ели, не спали, кричали не переставая. Ночь была бессонной для всех. Я поехала в emergency room, но мне там не помогли особо, сказали, тайленол дать – и все. Утром я отвезла старшую дочку в школу, поехала к педиатру – она отнеслась серьезно, выписала антибиотик.

После этого я поехала в аптеку забирать лекарство, пошел дождь, двойняшки – о чудо – уснули.

Я припарковалась прямо возле входа в аптеку и побежала за лекарством. Как потом удалось выяснить из записей камер наблюдения, я отсутствовала ровно 90 секунд. Но за это время какая-то женщина увидела, что дети одни в машине (с открытыми окнами, машина была заведена, день был прохладный). И сказала мне, что вызвала полицию. Я могла бы уехать. Но я стояла и ждала прибытия полиции. Дети продолжали спокойно спать, я не могла и подумать, что произойдет то, что произошло.

Полицейские меня на месте арестовали, увезли в участок, правда, хоть дали предварительно позвонить подруге, которая забрала младенцев.

Сидела я там 15 часов. Мне не давали пить все это время. Это у них, видимо, такая “фишка” [мне также не давали пить в участке, и в дальнейших историях вы узнаете, что это стандартная практика].

Не разрешили сцедить молоко, я просила молокоотсос, я ведь кормила двойняшек грудью, 15 часов без воды и молокоотсоса – это очень больно.

Мне пришили Level 4 child abuse!!! [подвержение детей опасности]

Кстати, в туалет со мной ходили два офицера, наблюдали за всем процессом! Когда я спросила, зачем, мне сказали: “вы можете что-то спустить в унитаз”. После того, как меня полностью обыскали?

Мне не давали сделать звонок – телефон, как и остальные вещи, забрали. Один моментик, мелочь, но хохма – у меня в кошельке был chucky cheese token (жетон эквивалентом в 25 центов, чтобы использовать его в игровых автоматах самой известной в США сети развлекательных центров для детей). В нем в серединке нарисован мышонок Chucky и так и написано “chucky cheese token”.

Когда мне отдавали вещи, там была “опись имущества”, перечень всего, что было в кошельке, и там было написано так: “Gold coin, origin questionable” [золотая монета сомнительного происхождения]. Типа я пират, что ли ?

Полицейские говорили между собой, обсуждали бесконечно, какую еду кто заказывает, агрессивно отзывались об “этих русских, понаехали тут”. За человека меня они, конечно, не считали.

Меня спасло просто чудо! За мной уже и автобус приехал, чтобы в тюрьму везти.

Но потом один из полицейских сжалился и дал мне мой же телефон, чтобы позвонить мужу. Он приехал – с адвокатом, который смог меня вытащить.

Дело потом длилось год! Много денег на адвоката. Но все кончилось хорошо. All charges expunged, no criminal record (все обвинения отменили, записи о них стерли). Социальные службы тоже закрыли на меня дело. Я работаю учителем, вся эта история, вроде бы, забылась.

Однако недавно моя 12-летняя дочка подверглась сексуальным домогательствам в синагоге. Есть записи с камер наблюдения. Мужчина, который это сделал, как оказалось, имеет более 10 арестов в разных штатах. Мы нашли другую его жертву, которая говорит, что он ее изнасиловал. Мы пошли с заявлением в полицию.

Этого мужчину вызвали на допрос – и отпустили. То есть как меня 15 часов держать – так полиция держит. А как насильника – отпускают.

Тот инцидент сильно повлиял на мою дочь, она не может вернуться к нормальной жизни, но справедливости мы не добьемся.

Елена, Нью-Джерси

Сын пошел первый день в киндергарден, ему 5 лет. Он очень любил рисовать и делал это настолько хорошо, что однажды на выставке в нашем городе, где участвовала его художественная студия, кто-то пытался купить его работы!

Забираю я сына после первого дня в школе – он весь в слезах, нас зовут к директору.
Он нарисовал пиратский корабль со всей атрибутикой – флагом, саблями, пушками, с ядрами, и даже одну во время выстрела, с огнем. Мальчишка увлекался тогда пиратами. Рисовал он очень хорошо, прописывал все детали.

Учительница, увидев это, повела его к директору. Директор с сыном жестко поговорил. Он нарисовал бомбы, по их мнению, они считают ядра пушек – бомбами. И поэтому он попадает в “программу раннего предупреждения терроризма”.

С тех пор сын больше не рисовал.